Но, так уж устроены мужчины, каждый из них, являясь ангелом и твёрдо веря в это, готов при любом удобном стечении обстоятельств, пасть в бездну искушения, потеряв при этом пару – тройку белоснежных и не очень перьев из густого, по молодости, оперенья. Воображаемые крылья и перья нашли своё вещественное отражение в волосяном покрове голов их обладателей. Ангельские личики грудных младенцев мужского пола с нежным нимбообразным пушком на темени, к исходу жизни превращаются в клювастые хищные облезлые черепушки грифов - стервятников, обтянутые морщинистой кожей, с глазами, горящими жёлтым огнём от больной печени, и от зависти к более молодым конкурентам в борьбе за существование. Запах кальвадоса, отдающий гнилыми яблоками, пробудил в деде Бывалого естественные инстинкты, а учитывая припрятанную заначку в валенке, вызвал радостный эмоциональный всплеск, выразившийся в возгласе: - Наливай!
Из закуси, пошли «на ура» только маринованные мухоморы и бобрино – медвежья колбаса. Оклемавшемуся мышу было милостиво позволено рыть нору в духовитом сыре.
Свернув и закурив толстую самокрутку из самосада, дед Бывалый, выпустил густую струю дыма, пахнущую одновременно: употреблённой ранее жидкостью из заначки, несвежими валенками, брагой настоянной на яблоках, горящим кизяком, чесноком, луком, прокисшей капустой, и едва уловимым нежным запахом духов Chanel No. 5, алхимически возникшим как бы из ниоткуда.
- Значит, говоришь, по пабам ходили? – плавно перешёл на излюбленную мужскую тему разговора дед. – Гундосые так и не научились твёрдо произносить букву «Б», называя вещи своими именами? Всё также интригуют, да уворовывают, что плохо лежит?
- Что ты, дiда, - всё ещё говоря с малороссийским акцентом, откликнулся внук, - они неплохие парни, свои в доску!
-А скажи - ка, внучок, куда подевался твой малахай отороченный соболями, купленный на все наши сбережения, когда мы собирали тебя в дорогу в заграницы, уму-разуму поднабраться? И откуда на тебе этот кокошник, достойный огородного пугала? – молвил дед, указывая на заскорузлым пальцем на апгрейденный петушиным пером тирольский головной убор.
Младший, густо покраснев, и неловко поёрзав мягкой частью своего тела по лавке, успевшей уже привыкнуть к заграничным стульям, прокашлявшись, ответил: - Это отдельная история.
(Продолжение следует)
|
